«Человеческий манифест» Юрия Галанскова

В новом выпуске «Между строк» Лев Оборин обсуждает с литературоведом Ильёй Кукулиным «Человеческий манифест» Юрия Галанскова — бунтарскую поэму, ставшую гимном поэтических чтений у памятника Маяковскому в 1960 году. Кем был Галансков — поэт и диссидент, погибший в лагере? Как революционные призывы в его поэме сочетаются с его политической пацифистской программой? Чем были в то время чтения у памятника Маяковскому — и как поэтика Маяковского сказывается в «Человеческом манифесте»?

Над выпуском работали:

Ведущий — Лев Оборин
Монтаж — Кирилл Кулаков, «Подкастерская»
Музыка — Сергей Дмитриев
Дизайн — Светлана Цепкало

Юрия Галанскова
«Человеческий манифест» 

1

Все чаще и чаще в ночной тиши
вдруг начинаю рыдать.
Ведь даже крупицу богатств души
уже невозможно отдать.
Никому не нужно:
в поисках Идиота
так намотаешься за день!
А люди идут, отработав,
туда, где деньги и бляди.
И пусть.
Сквозь людскую лавину
я пройду, непохожий, один,
как будто кусок рубина,
сверкающий между льдин.
Не-бо!
Хочу сиять я;
ночью мне разреши

на бархате черного платья
рассыпать алмазы души.

2

Министрам, вождям и газетам — не верьте!
Вставайте, лежащие ниц!
Видите, шарики атомной смерти
у мира в могилах глазниц.
Вставайте!
Вставайте!
Вставайте!
О, алая кровь бунтарства!
Идите и доломайте
гнилую тюрьму государства!
Идите по трупам пугливых
тащить для голодных людей
черные бомбы, как сливы,
на блюдища площадей.

3

Где они —
те, кто нужны,
чтобы горло пушек зажать,
чтобы вырезать язвы войны
священным ножом мятежа.
Где они?
Где они?
Где они?
Или их вовсе нет? —
Вон у станков их тени
прикованы горстью монет.

4

Человек исчез.
Ничтожный, как муха,
он еле шевелится в строчках книг.
Выйду на площадь
и городу в ухо
втисну отчаянья крик!
А потом, пистолет достав,
прижму его крепко к виску...
Не дам никому растоптать
души белоснежный лоскут.
Люди!
уйдите, не надо...
Бросьте меня утешать.

Все равно среди вашего ада
мне уже нечем дышать!
Приветствуйте Подлость и Голод!
А я, поваленный наземь,
плюю в ваш железный город,
набитый деньгами и грязью.

5

Небо! Не знаю, что делаю...
Мне бы карающий нож!
Видишь, как кто-то на белое
выплеснул черную ложь.
Видишь, как вечера тьма
жует окровавленный стяг...
И жизнь страшна, как тюрьма,
воздвигнутая на костях!
Падаю!
Падаю!
Падаю!
Вам оставляю лысеть.
Не стану питаться падалью —
как все.
Не стану кишкам на потребу
плоды на могилах срезать.
Не нужно мне вашего хлеба,
замешанного на слезах.
И падаю, и взлетаю
в полубреду,
в полусне.
И чувствую, как расцветает
человеческое
во мне.

6

Привыкли видеть,
расхаживая
вдоль улиц в свободный час,
лица, жизнью изгаженные,
такие же, как и у вас.
И вдруг, —
словно грома раскаты
и словно явление Миру Христа,
восстала
растоптанная и распятая
человеческая красота!
Это — я,
призывающий к правде и бунту,

не желающий больше служить,
рву ваши черные путы,
сотканные из лжи!
Это — я,
законом закованный,
кричу Человеческий манифест, —
И пусть мне ворон выклевывает
на мраморе тела
крест.

1960